Берлин, 28 ноября 2012 года
В качестве стратегических партнеров и двух крупнейших на европейском континенте «центров силы» Россия и Европейский союз несут первоочередную ответственность за поддержание региональной безопасности на пространстве «Большой Европы». Именно эта логика положена в основу утвержденной на московском саммите Россия-ЕС в мае 2005 г. «Дорожной карты» по формированию общего пространства внешней безопасности. За прошедшие годы в ее реализации достигнуты заметные успехи. Но в то же время приходится констатировать, что освоение перспективного потенциала нашего сотрудничества в ключевой военно-политической сфере в целом проходит на удивление медленно и значительно отстает как от динамики наших двусторонних торгово-экономических связей, так и от институционального становления самого Евросоюза.
Современные глобальные экономические реалии, при всей их сложности, возможно, представляют собой тот самый «момент истины», когда ребром встает вопрос о принципиальной способности России и ЕС договориться о переводе совместных усилий в военно-политической сфере на рельсы постоянного, долгосрочного и структурированного сотрудничества.
Выделю лишь несколько аргументов в пользу качественного укрепления нашего взаимодействия в этой сфере.
Во-первых, как уже было отмечено, затянувшийся суверенно-долговой кризис еврозоны продолжает накладывать заметные бюджетно-финансовые ограничения на развитие ОПБО ЕС. С учетом этого, а также наметившейся переориентации внимания США на Азиатско-Тихоокеанский регион Евросоюзу требуются «экономные» кооперативные решения, позволяющие обеспечить военно-технологическую самодостаточность его миротворческого потенциала. В противном случае ЕС едва ли удастся удержать позиции дееспособного игрока на глобальном «рынке» кризисного регулирования.
Во-вторых, разрастание финансового кризиса наложилось на период серьезной геополитической встряски на южном направлении европейской периферии. На наших глазах обостряются и расползаются по региону опасные трансграничные вызовы и угрозы. Россия и ЕС как расположенные по соседству «экспортеры региональной безопасности» жизненно заинтересованы в совместной стабилизации своего общего «южного пояса».
В-третьих, инициированное в 2010 г. «Партнерство для модернизации» между Россией и ЕС объективно подталкивает нас к углублению технологической кооперации. Будет полезно, если одним из направлений развития данной инициативы станет налаживание специализированного взаимодействия в сферах разработки, производства или закупок перспективных образцов продукции военного назначения, прежде всего основанных на высоких технологиях.
На мой взгляд, становлению подлинно партнерских отношений России и ЕС в области ОПБО нет разумной альтернативы. Возьмем, например, стартовавшую в 2010 г. концепцию «pooling and sharing» - «объединения и распределения» потенциалов стран-членов ЕС в области ВТС. Очевидно, что этот инструмент активизации многонациональных подходов в оборонной сфере сверстан, прежде всего, под самих стран-членов ЕС. Вместе с тем, не видим причин, по которым Россия не могла бы вносить свой вклад в реализацию ЕС данной концепции. Насколько нам известно, участие «третьих стран» в проектах «pooling and sharing» в принципиальном плане допускается, пусть и на основе соответствующих двусторонних договоренностей, и в ограниченном объеме. Что касается намеченных в рамках концепции приоритетных проектов, то они отчетливо перекликаются с теми направлениями сотрудничества, которые еще в 2009 г. обсуждались Федеральной службой по военно-техническому сотрудничеству России и Европейским оборонным агентством в качестве перспективных сфер российско-есовского ВТС. Речь идет, например, о проекте создания тяжелого транспортного вертолета, стратегических авиаперебросках в интересах сил ЕС (по образцу механизма, реализованного в проекте «SALIS»), а также развертывании единой европейской системы наблюдения за обстановкой на море. Кроме того, Россия еще в 2009 г. предлагала заняться модернизацией, подготовкой экипажей, предоставлением запасных частей и агрегатов для вертолетов советского и российского производства. Обговаривалась даже возможность развертывания сети региональных сервисных центров по обслуживанию российских вертолетов, используемых в интересах ЕС.
Подчеркну, что большинство вышеперечисленных инициатив в том или ином виде заложены в есовскую концепцию «pooling and sharing». Нам, кстати, не чужды и другие высказывавшиеся есовскими партнерами идеи в сфере ВТС, такие, например, как стандартизация образцов вооружения и военной техники. Почему бы не подумать также о налаживании сотрудничества в сфере производства, ремонта и модернизации продукции военного назначения по лицензиям бывшего СССР, совместной разработке перспективных образцов бронетехники и утилизации боеприпасов?
В этом контексте важно, наконец, перевести в практическую плоскость сотрудничество между Федеральной службой по военно-техническому сотрудничеству (ФСВТС) России и Европейским оборонным агентством (ЕОА). Ключевой предпосылкой к уточнению параметров возможного взаимодействия является подключение российских специалистов к деятельности соответствующих рабочих групп ЕОА. В перспективе же имеет смысл выходить на заключение между ФСВТС России и ЕОА полноценного административного Соглашения в военно-технической области, позволяющего нам непосредственно участвовать в проектах «pooling and sharing».
Россией и ЕС в 2000-х годах накоплен некоторый практический опыт сотрудничества в сфере кризисного регулирования. Однако это взаимодействие так и останется эпизодическим по своей сути, если не поставить его на прочную нормативно-правовую базу. Экспертная работа над проектом соответствующего рамочного соглашения идет вот уже скоро три года, но, как говорится, воз и ныне там.
Ключ к успеху нам видится в следовании принципу равноправия, о котором стороны условились еще в 2008 году. На наш взгляд, будущая договоренность не должна априори сужаться лишь до одной из возможного набора опций, а именно подключения России к ведомым ЕС операциям. Напротив, в ней следует предусмотреть широкий диапазон конфигураций совместных миссий, из которых Россия и ЕС могли бы в каждом случае выбрать наиболее соответствующую географическому ареалу и специфике той или иной кризисной ситуации. Наши партнеры по ЕС, кстати, до поры до времени против такого подхода не возражали. Об этом свидетельствует озвученная ЕС в свое время заинтересованность в участии в предложенной Россией мирогарантийной операции в Приднестровье, развертывание которой, как известно, предусматривалось нереализованным по известным причинам «Меморандумом Козака» 2003 г. («Меморандумом об основных принципах государственного устройства объединенного государства»). Переговорный ресурс по этой чувствительной теме пока сохраняется, и его необходимо использовать с умом и без предубеждений.
По-прежнему остро стоит потребность в формировании двусторонних диалоговых механизмов «нового поколения», позволяющих принимать совместные решения, в т.ч. в сфере кризисного регулирования, а также осуществлять стратегический контроль над их реализацией. Напомню, что попытка создать механизм такого рода уже была предпринята. Имею в виду выдвинутую Германией в июне 2010 г. в Мезеберге инициативу создания Комитета Россия-ЕС по вопросам внешней политики и безопасности (КВВПБ) на министерском уровне. Рассчитываем, что в Евросоюзе все-таки возобладает стратегическое видение в этом отнюдь не конъюнктурном вопросе.
Наконец, нельзя недооценивать гуманитарное и символическое значение взаимодействия Россия-ЕС в сфере гражданской защиты, предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций. Исходим из того, что подписание в ближайшее время обновленной Административной договоренности между МЧС России и Гендиректоратом Еврокомиссии по гуманитарной помощи и гражданской защите («ECHO») позволит нашим спасателям еще теснее координировать свои действия.
Таким образом, нам необходимо находить развязки по застопорившимся направлениям военно-политического взаимодействия (которых, к сожалению, накопилось немало). Ставить по-настоящему амбициозные цели на перспективу. Свою ценность в качестве площадки для этих дискуссий продемонстрировала созданная в 2010 г. рабочая группа Россия-ЕС по военным вопросам. Рассчитываем на дальнейшее субстантивное наполнение ее повестки дня.
Возвращаясь к теме нашей дискуссии, хотел бы в заключение вновь подчеркнуть, что привлечение России к компенсации оборонных дефицитов стран-членов ЕС, возникающих в процессе рационализации ОПБО ЕС, оправдано с финансовой точки зрения, позволяет избежать ненужного дублирования усилий друг друга, а также может стать важным рычагом преодоления последствий финансового кризиса еврозоны.
Наконец, отмечу еще один важный психологический фактор, связанный с установлением равноправного и взаимовыгодного партнерства России и ЕС в военно-технической сфере. Речь идет о преодолении остаточного дефицита доверия, доставшегося нам в наследство от эпохи противостояния по линии Восток-Запад. Путь к формированию на пространстве от Лиссабона до Владивостока ареала по-настоящему неделимой безопасности пролегает через всемерное наращивание связывающих нас нитей сотрудничества. А в условиях кризиса каждая такая нить сама по себе «на вес золота». Хотелось бы надеяться, что военно-политическое измерение стратегического партнерства Россия-ЕС в перспективе станет своеобразной «витриной» именно такого конструктивного, доверительного и ориентированного в будущее подхода.
