Интервью В.А.Чижова журналу «MGIMO Journal»

Опубликовано чт, 01/04/2018 - 11:39

Интервью Постоянного представителя России при ЕС В.А.Чижова журналу «MGIMO Journal», декабрь 2017 года

Когда после вступительных экзаменов в МГИМО В.А.Чижов пришел на распределение языков, он был немало удивлен, услышав, что будет учить греческий. «Я имел о нем самое отдаленное представление – знал, что такое «альфа» и «омега», но не более того. Кстати,  в тот период в Афинах была власть «черных полковников», но СССР с Грецией дипотношений не разорвал… Немного поразмыслив, я вспомнил, что на греческом говорит еще и Кипр, поэтому мне скорее повезло».

Вопрос: И как, пошел у Вас греческий?

В.А.Чижов: Пошел. Настолько, что после второго курса я переводил Президенту Республики Кипр Архиепископу Макариосу.

Вопрос: Как Вам удалось получить эту работу?

В.А.Чижов: В 1973 году в летние каникулы я попал на Кипр в качестве переводчика по линии Торгово-промышленной палаты на Никосийской международной ярмарке. Эти полтора месяца дали мне большой импульс к дальнейшей учебе.

Вопрос: Кому Вы обязаны своими знаниями?

В.А.Чижов: Марине Львовне Рытовой, которая была моим преподавателем греческого с первого дня учебы. Причем она и учебник написала, по которому учились мы и, как я понимаю, до сих пор студенты учатся. Кстати, мы держали в руках не книгу, а ее макетный вариант, отпечатанный на ротапринте, поскольку учебнику еще только предстояло пойти в печать.

Вопрос: Наверное, Марина Львовна ведь не только языку Вас учила, но и жизни?

В.А.Чижов: Да, она собирала нас пятерых в аудитории, давала задания и говорила командирским голосом: «Рассредоточиться!» – Чтобы друг у друга не списывали… До сих пор помню первые выученные слова на греческом: «Имэ фититис» («Я студент»). Это довольно стройный язык, что облегчает овладение им. Но есть своя специфика – прежде всего в фонетике. И хотя она простая – не как в китайском или вьетнамском, но отдельные звуки представляют трудность: например, звук «т» произносятся всегда твердо, без отклонений в «ти» или «те», звук «с» – «сигма» - полушипящий. Что, кстати, создавало большую проблему для болгарки, которая училась в нашей группе, потому что у болгар в своем языке этот звук свистящий. Она потом говорила, что греки ее из-за этого за свою не принимали, хотя внешне она могла сойти за гречанку. Тем удивительнее, что меня за грека однажды приняли!

Реплика: Какой же Вы грек! Да еще с такой фамилией.

В.А.Чижов: Это случилось в 1975 году во время преддипломной практики в Афинах. Гуляю я по городу и с радостью понимаю, что могу общаться. Как-то разговорился с одним греком. Он: «Ну ты не здешний, я это вижу. Ты грек - скорее всего из Бостона» - «Так-так, - говорю я, - с этого места поподробнее». Он: «Ну у тебя такой говор». Оказывается, в Бостоне живет много греков…

Вопрос: И один из них приехал туристом на историческую родину?

В.А.Чижов: Получается, что так…Если продолжить туристическую тему, расскажу другую историю. Когда Министром был Евгений Максимович Примаков, я уже работал директором балканского департамента и должен был ехать на плановые консультации в Афины. А в Салониках в те же дни проходил Всемирный конгресс греков, в котором участвовали в том числе греки из России, с Украины и т.п. Я обратился к Евгению Максимовичу с идеей: давайте подготовим Ваше приветствие конгрессу, а я переведу его на греческий и оглашу. Он согласился. Прилетаю я в Салоники, встречает меня генконсул, привозит на конгресс. А это огромный спортзал, где сидят тысячи две человек. Я вхожу и кожей чувствую: что-то не так, атмосфера какая-то напряженная. Уже потом мне объяснили, что они до моего прибытия полтора часа ругались по вопросу о том, кого считать греком. И в частности, является ли критерием знание греческого языка… И тут на трибуну выходит русский дипломат, который на беглом греческом зачитывает приветственное послание российского Министра. Эффект разорвавшейся бомбы – это слабое описание того, что происходило. Какие-то плачущие греческие старушки целовали мне руки... То есть я своим появлением как раз в точку попал, и спор, видимо, на этом завершился.

Вообще, греческий хорош еще и тем, что дает познания в совершенно разных областях – например, в медицине: ведь подавляющее большинство терминов, включая диагнозы, имеют основу в греческом языке.

Реплика: Лег в больницу и сразу все про себя понял…

Да, понял все, что врачи про тебя говорят! Наконец, это просто красивый язык.

Вопрос: Кто был Вашим учителем в дипломатии?

В.А.Чижов: Придя на работу в МИД, я сразу же уехал на 4,5 года в первую командировку в Афины. Послом там был Иван Иванович Удальцов. Недалеко от МГИМО есть улица Удальцова, названная в честь первого ректора МГИМО, так это был его отец! А сам Иван Иванович не был профессиональным дипломатом. В молодости он служил в чехословацком корпусе офицером связи при генерале Людвиге Свободе. Много позже работал председателем правления Агентства печати «Новости», а уже с этой должности уехал послом в Грецию. Кроме чешского, он других иностранных языков не знал, поэтому я был у него и помощником, и переводчиком, и протоколом занимался. Многому у него научился.

А вернулся я из этой командировки в конце 1980 года и попал в… «греческий зал» МИДа. А чуть позже – в Грановитую палату Кремля, где 28 октября 1982 года, за 12 дней до своей кончины, Леонид Ильич Брежнев  давал официальный ужин в честь кипрского Президента Спироса Киприану. Я фактически стал последним переводчиком нашего Генсека. Помню, как он читал текст, напечатанный большими буквами… Это был полноформатный визит с поездкой в Ригу и Тбилиси. Надо сказать, что американцы оказывали тогда на киприотов мощное давление, пытаясь заставить отказаться от поездки в Латвию. Ведь Кипр, хоть и не был членом НАТО и ЕЭС, все равно считался частью Запада, а западные лидеры, как известно, в Прибалтику не ездили. За исключением руководителей стран Варшавского договора, из иностранных гостей там побывали только Иосип Броз Тито и Индира Ганди. Но киприоты выстояли и посетили Ригу. 2 ноября С.Киприану уехал домой, а через 13 дней приехал опять, но уже на похороны Л.И.Брежнева. А потом еще два раза, когда хоронили Ю.В.Андропова и К.У.Черненко. И на всех я переводил, но на сей раз Премьер-министру Греции Андреасу Папандреу…

Вопрос: У Вас появилась переводческая специализация?

В.А.Чижов: Да нет. Просто тогда (как, впрочем, и сейчас)  Департамент лингвистического обеспечения МИД обеспечивал перевод только на основные языки. Редкие переводили сотрудники из территориальных департаментов, вот меня и привлекли – молодого атташе, который только вернулся в свой Пятый европейский отдел, занимавшийся Балканскими странами. А в 1985 году, когда на горизонте уже виднелось зарево перестройки, я уехал на Кипр уже вторым секретарем. Там я пробыл долго – шесть с половиной лет.

Вопрос: То есть всю перестройку?

В.А.Чижов: Точно! И там я получил второго своего учителя – незабвенного Юрия Евгеньевича Фокина, который как раз был до мозга костей карьерным дипломатом – работал помощником у А.А.Громыко, заместителем постпреда в Нью-Йорке, генеральным секретарем МИДа. До тех пор, пока не пришел Э.А.Шеварднадзе, который, как мне передал Ю.Е.Фокин, сказал: «В нашей стране есть только один генеральный секретарь!», и Юрий Евгеньевич уехал послом на Кипр.

Каким был его главный урок? Как-то он мне сказал: «Когда Вы станете начальником, Вы поймете, что все самому делать физически невозможно. Верхнюю границу ответственности Ваше начальство всегда прочертит, а вот нижнюю Вы должны определить сами. И начинать делегировать ответственность подчиненным». Сегодня я этим и занимаюсь.

А потом я вернулся в другую страну – в Россию. Это было 10 февраля 1992 года. И так совпало, что именно в этот день произошла юридическая ликвидация МИД СССР. В моей трудовой книжке этот день занял целых четыре строчки. По одному приказу я вернулся из командировки, по другому - был взят в МИД СССР, по третьему – уволен, а по четвертому - принят на работу в МИД России. Интересно, что спустя годы 10 февраля стало Днем дипломатического работника…

А Ю.Е.Фокин меня не забыл - позвал советником во Второй европейский департамент, в британский отдел, который я потом и возглавил.

Реплика: Но многие из МИДа уходили…

Да, многие. Моя зарплата советника по тогдашнему курсу в пересчете на валюту составляла десять долларов.

Вопрос: Как же Вы семью кормили?

В.А.Чижов: Жена пошла работать. С двумя маленькими детьми сидела бабушка… Много народу перспективного талантливого мы тогда потеряли. Одни уходили потому, что в советский период они мало где могли применить свои таланты, кроме как в МИДе, в новых же условиях появилась масса других возможностей, и они пошли в бизнес. Например, в тот период я сидел в одном кабинете с Андреем Костиным, ныне возглавляющим ВТБ, я был советником, а он - первым секретарем. Кстати, британское направление дало целый ряд ярких личностей… Но с ними мне не жаль было прощаться, они нашли себя в других областях. Жаль было других ребят, которые вернулись из первой командировки и были, как правило, моложе меня. То есть с маленькими детьми, женами, которые из-за этого не могли работать. Уходили из-за денег, некоторые - почти плача… Это была прослойка третьих секретарей, и я считаю, что из-за их ухода у нас до последнего времени сильно провисало среднее звено.

Вопрос: Но Вы удержались. И куда довелось уехать?

В.А.Чижов: Я работал в британском отделе, однако в Лондон так и не поехал. Больше того, провел в Москве целых 13 лет. Правда, проделал путь по карьерной лестнице от советника до заместителя Министра... Но это я несколько забежал вперед, а с середины 90-х в моей деятельности начало обретать очертания европейское направление, которым я занимаюсь до сих пор.

В тот период у нас в Вене, в ОБСЕ, еще не было постпредства, работала делегация, которой руководил Посол по особым поручениям В.В.Шустов. Ее состав ротировался трижды в год. Приехав в Москву на летний отпуск, В.В.Шустов сильно раскритиковал тех, кто формировал ему делегацию для предыдущего раунда. «Не могли мне найти человека со свободным английским языком, - возмущался он. - Драфтингом некому заниматься!»

И обратились ко мне - предложили съездить на полраунда (полтора месяца) в Вену. Я подумал и согласился. Но как только мы туда прилетели, В.В.Шустов сказал: «А Вы не хотели бы остаться на весь раунд?» В итоге я пробыл там четыре месяца. В этот период как раз случился Дейтон, американцы и европейцы стали выдвигать разные прожекты относительно того, как формировать гражданский механизм имплементации Мирного соглашения по Боснии. Американцы все для всех расписали: НАТО будет заниматься военными аспектами, Евросоюз - экономикой, а подготовкой выборов – ОБСЕ. Встал вопрос: кто возглавит миссию ОБСЕ? Когда американцы предложили мне должность заместителя руководителя миссии, я из принципиальных соображений отказался. В итоге стал работать в регионе в ином качестве - заместителя Карла Бильдта, который был назначен Высоким представителем по мирному урегулированию в Боснии и Герцеговине. Весь 1996 год я провел в Сараево. Город представлял собой удручающее зрелище, не было ни одного неповрежденного здания, передвигаться можно было только по специально очерченным, свободным от мин маршрутам.

Из ярких эпизодов боснийского периода приведу свое участие во встрече Е.М.Примакова с К.Бильдтом в Риме. Я неожиданно оказался перед непростой задачей: мне пришлось писать сначала памятки для обоих участников, а потом для них же и итоговые бумаги! Причем они должны были выглядеть совершенно разными документами - как по стилю, так и по языку изложения. Не буду вдаваться в детали того, как мне это удалось, но обоим понравилось…

Вернувшись в Москву, я стал директором Третьего европейского департамента, занимался Балканами, а через два года был перемещен на должность директора Департамента общеевропейского сотрудничества (ДОС). Хотя у меня были другие планы. К тому времени я уже довольно долго работал в центре и подумывал о загранкомандировке. Тем более что место, о котором я мог теоретическим мечтать – посла в Греции - с отъездом Валентины Ивановны Матвиенко в 1998 году освободилось.

Но когда Игорь Сергеевич Иванов, работавший Министром всего первый месяц, сделал мне это предложение, я отказался от мысли о Греции и, естественно, остался директором ДОС. Эта должность стала для меня определенным профессиональным вызовом. Позже я стал членом коллегии МИД, а в 2002 году меня назначили на пост заместителя Министра, который стал вакантным после безвременной кончины прекрасного дипломата Евгения Петровича Гусарова.

В моем ведении было сначала два, а затем пять департаментов, я, можно сказать, курировал всю Европу. А в 2005 году я был направлен сюда, в Брюссель, на замену своему предшественнику, которым был Михаил Ефимович Фрадков, уехавший в Москву занимать пост Председателя Правительства… Так что с сентября 2005 года я тружусь главой нашего Постпредства при ЕС, и, наверное, на сегодняшний день самый «долгоиграющий» из послов России.

Вопрос: Как Вы оцениваете этот огромный период в наших отношениях с ЕС?

В.А.Чижов: Конечно, однозначно оценить его нельзя, были взлеты и падения – «ups and downs». Сейчас мы в глубоком «дауне», и не по нашей вине. Но скажу так: если бы в предыдущие годы мы не создали тот задел, ту сложную архитектуру сотрудничества, которой мы сейчас обладаем, кто знает, как бы мы жили сейчас… 

Конечно, многое из того, что мы тогда построили, сегодня простаивает, заморожено… У нас же раньше было по два саммита а в год – всего 32 (кстати, я участвовал в тридцати, только первые два не застал, занимаясь Балканами). О чем это говорит? О том, что у здравомыслящих людей в Европе всегда было осознание того, что мы нужны друг другу и что диалог – это не прихоть, а объективная потребность. К счастью, это понимание, если процитировать классика, постепенно вновь «овладевает массами».

Описывая ближайшую или среднесрочную перспективу этих отношений, я воспользуюсь терминологией из области ядерной физики: когда ЕС накопит критическую массу политической воли, это понимание позволит вытянуть себя, подобно барону Мюнхгаузену, за волосы из того тупика, в который они сами себя загнали. И тогда они будут знать, где нас найти.

Сайт журнала «MGIMO Journal»