Интервью заместителя Министра иностранных дел России А.Ю.Мешкова информагентству «Интерфакс», 8 июня 2016 года
Вопрос: И в Брюсселе и в Москве говорят, что в отношениях Россия-ЕС уже не будет бизнеса как прежде. А как нам видится этот новый «бизнес не как прежде»? Есть ли совпадения в подходах с есовской стороной? Есть ли в этом видении место термину стратегическое партнерство?
Ответ: Долгие годы Евросоюз пытался навязывать нам схему взаимодействия по принципу «ведущий-ведомый». Такая парадигма отношений для нас абсолютно неприемлема. И здесь мы, пожалуй, согласны с Брюсселем – бизнеса как обычно уже не будет. Будем строить сотрудничество с Брюсселем исключительно на основе равноправия и учета взаимных интересов. Причем ни о какой односторонней «селекции» ЕС сфер взаимодействия, о чем упомянуто в недавно озвученных пресловутых пяти принципах отношений Евросоюза с Россией, не может быть и речи. Их подбор возможен лишь на взаимной основе.
Что касается термина «стратегическое партнерство», то он действительно использовался во многих наших совместных заявлениях с Евросоюзом, в т.ч. по итогам саммитов Россия-ЕС. В последнее время в выступлениях есовского руководства повторяются высказывания о том, что, дескать, стратегического партнерства между Россией и ЕС больше нет. В связи с этим полагаем, что главное не то, какой термин мы используем для характеристики наших отношений, а их реальная глубина и прочность, способность взаимодействовать по стратегическим вопросам современности и, наконец, практическая отдача от такого взаимодействия. Надеемся, что если и когда в Брюсселе возобладает здравый смысл, мы сможем придать качественно иной уровень нашему сотрудничеству на основе упомянутых мной выше принципов.
Вопрос: Может ли предстоящий в конце июня саммит ЕС принять решения, которые бы способствовали возвращению наших отношений в нормальное русло? Есть ли сейчас в наших отношениях хоть какая-то позитивная повестка дня?
Ответ: У нас нет завышенных ожиданий от предстоящего мероприятия. Евросоюз переживает сейчас крайне сложный период своей истории: миграционный кризис, проблема терроризма, подрыв доверия граждан к европейскому проекту, низкие темпы восстановления экономики. Полагаю, что именно эти вопросы лягут в основу обсуждений лидеров стран ЕС. К тому же не исключено, что на саммите будет принято решение о продлении действия санкций в отношении России. Последнее обстоятельство, безусловно, не будет способствовать нормализации российско-есовских отношений.
В то же время говорить, что наши отношения полностью деградировали, было бы преувеличением. В Брюсселе понимают императивность сотрудничества с Россией в урегулировании кризисов в Сирии, Ираке, Ливии, Йемене, разрешении конфликта между Израилем и Палестиной, а также в борьбе с международным терроризмом. Это же относится к нераспространению ОМУ и контролю над вооружениями, противодействию наркотрафику и нелегальной миграции, взаимодействию в гуманитарной сфере и преодолению последствий изменения климата. По этим и другим злободневным темам продолжается активный политдиалог на различных уровнях.
Вопрос: В случае если ЕС продлит санкции в отношении России, мы ответим тем же? Или все же в наших контрсанкциях могут быть изъятия в отношении некоторых видов продукции из стран Евросоюза?
Ответ: Наша позиция в этом вопросе неизменна: продление санкций Евросоюза в отношении России повлечет за собой сохранение наших ответных мер.
Вопрос: Некоторые политики убеждены, что если ЕС и продлит еще на полгода санкции, то это произойдет в последний раз из-за растущего недовольства в Евросоюзе. Каков Ваш прогноз?
Ответ: Среди государств ЕС действительно нет единства в отношении автоматизма и сроков продления санкций. В политических, деловых и общественных кругах многих стран-членов все активнее высказывается недовольство санкционной политикой. Это свидетельствует о том, что понимание бессмысленности санкционного противостояния постепенно начинает вызревать. Вместе с тем, Брюссель продолжает пренебрегать экономическими интересами стран-членов в угоду т.н. трансатлантическому единству. Так что это вопрос не ко мне, а к тем, кто по сугубо геополитическим соображениям подрывают интересы своего же бизнеса.
Вопрос: В последнее время заметно усилилось сопротивление в ЕС на всех уровнях реализации проекта газопровода «Северный поток-2». Насколько серьезную угрозу это представляет для его осуществления?
Ответ: Дискуссия при реализации таких крупных проектов неизбежна. Важно, конечно, чтобы критика была аргументированной и конструктивной. Безусловно, были и будут те, кто нацелен при всяком удобном случае сверх меры эту тему политизировать.
Напомню, что проект инициирован авторитетными европейскими энергокомпаниями, которые подписали в рамках предыдущего Петербургского международного экономического форума меморандум о намерениях, предусматривающий создание газотранспортной инфраструктуры для прямой доставки российского газа европейским потребителям. Исходили они прежде всего из своих коммерческих интересов и возрастающей потребности Европы в энергоресурсах. Ведь вопреки прогнозам начала десятилетия доля потребления природного газа в Евросоюзе не только не уменьшилась, но продолжает поступательно возрастать. И 2015 год в этом плане стал особенно показательным – происходит дальнейшее снижение добычи и использования угля в Европе при одновременном увеличении закупок и потребления газа. Реальной альтернативы трубопроводному газу из России нет. Он по-прежнему является наиболее эффективным и экономически обоснованным решением для энергетики Евросоюза.
Вопрос: Как Вы оцениваете жизнеспособность и угрозу нашим интересам есовского проекта «Южного газового коридора», в реализации которого сейчас готовы поучаствовать и США?
Ответ: Евросоюз вправе выбирать способы доставки энергоресурсов на свою территорию, а также варианты диверсификации в сфере энергетики. Насколько будет на практике эффективен проект «Южный газовый коридор», в случае если он будет реализован, покажет время. Будут ли выделены и оправданы планируемые для этого немалые финансовые вложения? Смогут ли страны-поставщики гарантировать необходимые объемы газа и стабильность поставок из региона с неустойчивой политической обстановкой? Вопросов возникает немало.
Вопрос: Нивелирует ли это нашу идею поставлять газ в Европу по южному маршруту?
Ответ: Южный маршрут доставки российского газа по-прежнему остается на повестке дня. Потребности Италии и стран Юго-Восточной Европы в газе достаточно высоки. Несмотря на то, что в результате деструктивной позиции Еврокомиссии и невразумительной политики болгарского правительства Россия была вынуждена закрыть проект «Южный поток», это не отменяет идею создания новых газотранспортных маршрутов из нашей страны в данный регион. В частности, прорабатывается проект сооружения газовой ветки «Посейдон». В этой связи в феврале нынешнего года в Риме главы ПАО «Газпром», итальянско-французской «Эдисон» и греческой «ДЕПА» подписали меморандум о взаимопонимании в отношении поставок природного газа из России по дну Черного моря через третьи страны в Грецию, и из Греции в Италию. Разумеется, только этим проектом варианты доставки углеводородов из России по южному маршруту не исчерпываются. Мы открыты к обсуждению этой важной темы.
Вопрос: В ходе недавнего министерского совещания НАТО Й.Столтенберг объявил, что на саммите в Варшаве НАТО и ЕС намерены скоординировать шаги по противодействию новым угрозам, включая угрозы со стороны Российской Федерации. Что вы думаете о таких планах?
Ответ: Если бы анонсированные планы действительно преследовали цель объединить ресурсы и потенциалы двух организаций для противодействия реальным, а не надуманным угрозам и вызовам современности, то их можно было бы понять.
Однако в данном случае видим лишь откровенную попытку Североатлантического альянса вовлечь Евросоюз и прежде всего не входящие в НАТО европейские государства в реализацию открытого курса блока на военно-политическое «сдерживание» России.
И хотя российско-есовские отношения на нынешнем этапе переживают далеко не лучшие времена, хотелось бы рассчитывать, что в Евросоюзе хватит политической воли и дальновидности не идти «на поводу» у натовского Брюсселя и Вашингтона, стремящихся любой ценой закрепить навязываемые альянсом конфронтационные подходы в качестве долгосрочной реальности европейской политики.
Вопрос: Ряд решений июльского саммита НАТО по наращиванию военного присутствия на восточном фланге НАТО, активизации там учений, переброске и складированию вооружений, уже были озвучены. Из того, что уже известно, можно расценивать как нарушение Основополагающего акта Россия-НАТО?
Ответ: Мы регулярно слышим от НАТО заявления, что все предпринимаемые блоком шаги, включая беспрецедентные меры по наращиванию военного присутствия и инфраструктуры на «восточном флаге», тщательно «откалиброваны», «пропорциональны» и не противоречат положениям Основополагающего акта Россия-НАТО. Однако насколько такие заверения можно принимать за «чистую монету» – большой вопрос.
Приведу лишь пару примеров. Согласно указанному документу, Россия и НАТО не рассматривают друг друга в качестве противников. В нем также содержится пункт о том, что мы будем расширять политико-военные консультации и сотрудничество посредством диалога между главными военными инстанциями России, НАТО и ее стран-членов.
И что же мы видим на сегодняшний день? Практически ни один принимаемый в альянсе документ, ни одно публичное заявление его руководства не обходится без упоминания России как «угрозы», которую необходимо «сдерживать». Сотрудничество же и системный диалог с нашей страной по военной линии были приостановлены НАТО в одностороннем порядке еще в 2014 году. Дополнительные комментарии, как говорится, излишни.
Что же касается обязательства блока о неразмещении на территории новых стран-членов «существенных боевых сил» на постоянной основе, от фиксации конкретных параметров которых альянс последовательно уходил в течение более чем полутора десятилетий, то степень соответствия натовских военных приготовлений положениям Основополагающего акта будем оценивать исходя из реальных действий, а не анонсированных планов.
Мы твердо убеждены, что Основополагающий акт является одной из краеугольных договоренностей в сфере европейской безопасности, позволяющей удерживать нынешнюю ситуацию от скатывания к новой гонке вооружений и эскалации военно-политической напряженности. Любые попытки его ревизии или «творческой» интерпретации рассматриваем как исключительно опасные и безответственные.
Вопрос: Эти и другие шаги НАТО по военному сдерживанию России приближают нас к точке невозврата в двусторонних отношениях, когда альянс из соперника превратится во враждебную нам организацию, представляющую прямую угрозу нашей безопасности?
Ответ: Несмотря на откровенные недружественные действия НАТО и «зашкаливающую» антироссийскую риторику, мы по-прежнему не рассматриваем альянс и его отдельные страны-члены как противников или угрозу.
При этом, безусловно, мы не можем игнорировать нарастающие риски и негативные тенденции, складывающиеся в результате взятого в НАТО курса на сознательный подрыв стратегического баланса сил на европейском континенте.
Беспрецедентная военная активность и усиление военного потенциала блока вблизи российских границ, создание европейского сегмента глобальной ПРО США неизбежно вынуждают нас предпринимать дополнительные меры для повышения обороноспособности нашей страны.
Хотелось бы рассчитывать, что в альянсе в конечном счете возобладает здравый смысл и хватит политической воли отказаться от бездумного нагнетания напряженности и выстраивания конфронтационных схем обеспечения собственной безопасности за счет безопасности других.
Вопрос: Готова ли Россия и при каких условиях возобновить сотрудничество с НАТО? Испытывает ли Россия в некоторых сферах нехватку взаимодействия с альянсом?
Ответ: Прежде всего, хотел бы отметить, что мы в инициативном порядке ничего не прекращали и ниоткуда не выходили. Важно и понимание того, что у нас с альянсом никогда не было каких-либо проектов практического сотрудничества, от реализации которых выигрывала бы только Россия или только НАТО.
Мы взаимодействовали в сферах общих интересов, не ограничиваясь исключительно географией наших стран. Будь то борьба с терроризмом, нелегальным оборотом наркотиков, оказание содействия в стабилизации ситуации в Афганистане или диалог по военной линии.
Сегодня сама логика развития событий, особенно на фоне прокатившейся по Европе целой череды варварских террористических актов, диктует необходимость сопряжения ресурсов и усилий всех ответственных международных игроков в противодействии реальным, а не надуманным угрозам и вызовам современности.
Дальнейшие попытки игнорирования альянсом данного факта в конечном счете негативно отразятся на безопасности всех государств евроатлантического региона.
Мы готовы к сотрудничеству со всеми странами и их объединениями, но только на основе равноправия и при условии учета наших национальных интересов.
Вопрос: Нужно ли разрабатывать дополнительные меры доверия и транспарентности в военной области, чтобы избегать инцидентов между военными России и НАТО на море, суше и в воздухе?
Ответ: Натовская сторона регулярно вбрасывает тему о необходимости выработки неких дополнительных мер с целью снижения рисков непреднамеренных военных инцидентов. При этом полностью замалчивается тот факт, что эти самые риски возникают именно в результате беспрецедентного наращивания военной активности НАТО вдоль российских границ.
Наши принципиальные оценки такой опасной деятельности блока были даны в ходе состоявшегося 20 апреля с.г. посольского заседания Совета Россия-НАТО. Однако каких-либо внятных ответов на наши вопросы или конкретных предложений от альянса мы так до сих пор и не услышали.
Для нас совершенно очевидно, что если в Брюсселе всерьез опасаются возможных инцидентов, то речь должна идти, прежде всего, не о создании каких-то принципиально новых механизмов, а о неукоснительном выполнении ранее взятых на себя обязательств и о пересмотре альянсом своей политики военного «сдерживания» России в целом.
У нас уже сейчас имеются двусторонние межправительственные соглашения более чем с десятком стран-членов НАТО о предотвращении инцидентов в открытом море и воздушном пространстве над ним.
Так что дело не столько в отсутствии эффективных инструментов для предотвращения инцидентов, хотя ситуация безусловно усугубляется именно в результате одностороннего прекращения альянсом практического взаимодействия и системного диалога с нами по военной линии, сколько в нежелании блока устранить саму первопричину их возможного возникновения.
Что же касается продвигаемых натовцами подходов по модернизации Венского документа 2011 года о мерах укрепления доверия и безопасности, то они представляют собой лишь очередную попытку навязать нам несбалансированные, односторонние решения, нацеленные главным образом на повышение транспарентности российских вооруженных сил.
К тому же они не учитывают теснейшую взаимосвязь между режимом контроля над обычными вооружениями в Европе (КОВЕ) и общеевропейским режимом мер доверия, многие элементы которых если не дублируют друг друга, то по меньшей мере являются однородными и идущими в том же направлении.
В отсутствие ясности в отношении судьбы КОВЕ, когда прежний ДОВСЕ практически прекратил существование, а ничего нового ему на замену нет и не предвидится, всерьез заниматься глубокой модернизацией ВД-2011 попросту невозможно.
Альянсу и его участникам хорошо известно о нашей готовности к предметным консультациям по новому КОВЕ, как только НАТО продемонстрирует серьезность намерений, представив свои предложения.
Вопрос: Румыния, разместившая у себя базу систем ПРО «Иджис», становится мишенью для наших ракет? Станет ли такой мишенью и Польша?
Ответ: Мы неоднократно озвучивали позицию о том, что продолжающееся создание системы ПРО США/НАТО в Европе чревато долгосрочными негативными последствиями для безопасности в евроатлантическом регионе и создает системные риски для стратегической стабильности.
Здесь весьма показательно то, что достижение значительного прогресса в ситуации вокруг иранской ядерной программы не привело к каким-либо корректировкам противоракетных планов Брюсселя и Вашингтона. Вопреки тому, что провозглашалось руководством США еще в 2009 году. Это в очередной раз подтверждает известные российские озабоченности в связи с реальной нацеленностью системы ПРО и обоснованность нашей позиции в отношении необходимости предоставления твердых юридически обязывающих гарантий о ее ненаправленности против России.
Ввод в строй все новых элементов ПРО вынуждает нас задуматься о необходимости принятия ответных мер для нейтрализации угроз, возникающих для нашей национальной безопасности. Что же касается возможных военно-технических параметров реагирования, то на этот вопрос лучше ответят наши коллеги из Министерства обороны и Генерального штаба Вооруженных Сил России.
Вопрос: Российская сторона заявила об «адекватной реакции» на присоединение Черногории к НАТО. Речь идет о военно-техническом ответе?
Ответ: Конечно же речь шла не об этом. Хотя уверен, что наши коллеги в Министерстве обороны внимательно анализируют и возможные сугубо военные последствия очередного расширения НАТО.
Важно понимать, что Подгорица собирается присоединиться не к «сообществу демократий», как это красиво преподносится в Брюсселе, а к военному блоку, проводящему сегодня откровенно недружественную и даже агрессивную политику по отношению к России.
И это не может не отразиться на всем комплексе наших двусторонних межгосударственных связей, внесет значительные корректировки во взаимодействие с Черногорией на международной арене. Кстати, урон нашим отношениям уже нанесен присоединением Подгорицы к антироссийским санкциям и последовательным выдавливанием нашего бизнеса из Черногории причем с серьезными финансовыми потерями.
Весьма примечателен и тот факт, что нынешнее руководство в Подгорице, активно толкая страну «в объятия» НАТО, откровенно игнорирует мнение самого черногорского народа, отказываясь провести референдум по вопросу членства.
