+ -

Постоянное представительство Российской Федерации при Европейском союзе

Опубликовано 2010-05-23 22:00:00

Полный текст статьи Министра иностранных дел России С.В.Лаврова, опубликованной в журнале «Дефанс Насьональ» (Франция) в сокращенном виде, май 2010 года

---

Евро-Атлантика: равная безопасность для всех

Мир стремительно меняется. На наших глазах радикально трансформируются международные отношения, их парадигма, сама система глобального управления, которая сложилась в послевоенный период. Сегодня мы сталкиваемся с общими для всех государств Евро-Атлантики, равно как и других частей света, угрозами и рисками безопасности – терроризмом, распространением ОМУ и средств его доставки, региональными кризисами, наркотрафиком, пиратством, природными и техногенными катастрофами. Все это – трансграничные явления, эффективно противодействовать которым можно только коллективными усилиями.

Россия – неотъемлемая часть Европы. Мы углубляем стратегическое партнерство с Евросоюзом, выступаем за формирование модернизационного альянса между Россией и ЕС. Развиваем самое тесное двустороннее сотрудничество с многочисленными партнерами на континенте. Продолжается процесс нормализации отношений в рамках Совета Россия-НАТО. У всех нас общие интересы в деле стабилизации и восстановления Афганистана, урегулирования застарелых конфликтов, обеспечения энергетической и продовольственной безопасности. Мы совместно с ведущими государствами всех регионов мира принимаем согласованные меры по выходу из глобального финансово-экономического кризиса, причем Россия возглавила коллективные антикризисные усилия на пространстве СНГ. Таким же образом – сообща – предстоит реагировать на изменение климата.

Философия совместной работы лежит в основе внешней политики России. Ее сверхзадача – создание благоприятных внешних условий для комплексной модернизации страны, диверсификации экономики и ее перехода к инновационной модели развития. Мы заинтересованы в инвестициях, новейших технологиях и передовых идеях, стабильных и открытых мировых рынках. Конфронтация нам не нужна. И мы на нее никогда не пойдем. В крайнем случае, если кто-то из партнеров окажется не готов к совместным равноправным действиям, то в отношениях с ними нам грозит неконфронтация, то есть состояние отстраненности от проблем друг друга, позиция ожидания, пока естественные процессы создадут не только объективные (они уже есть), но и субъективные условия для конвергенции на уровне оценок и практической политики.

Кардинальные перемены в мире за последние 20 лет не могли не повлиять на систему европейской безопасности, поставив в повестку дня вопрос о ее трансформации. Этому способствует улучшение атмосферы в евроатлантической политике, где упал спрос на конфронтационные подходы, который, надо заметить, создавался искусственно, в том числе под влиянием разлада, вызванного войной в Ираке.

Трудно назвать нормальной ситуацию, когда военно-политические реалии в Евро-Атлантике далеко отстали от современных экономических, технологических, торгово-инвестиционных и иных процессов взаимозависимости, все больше приходят в противоречие с требованиями времени.

За последние 20 лет европейская безопасность расшаталась по всем параметрам. Это касается размывания режима контроля над вооружениями, атрофии ОБСЕ, возникновения серьезных конфликтов и опасности их неконтролируемой эскалации, попыток превратить замороженные конфликты в горячие. Высказывания, что «все нормально, ничего менять не надо», убедить не могут. На мой взгляд, ключевыми для анализа сложившейся ситуации вопросами являются теория и практика всеобъемлющего подхода к обеспечению безопасности, включая будущее ОБСЕ и предлагаемое Россией комплексное и прагматичное решение проблемы в форме Договора о европейской безопасности.

Недавняя история: краткий экскурс

Когда не стало СССР и Варшавского договора, был реальный шанс сделать ОБСЕ полноценной организацией, обеспечивающей равную безопасность для всех государств Евро-Атлантики. Этот шанс был упущен, поскольку выбор был сделан в пользу политики расширения НАТО, что на деле означало не только сохранение линий, разделяющих Европу на зоны с разным уровнем безопасности, но и передвижение этих линий на Восток. Роль же ОБСЕ была, по сути, сведена к обслуживанию этой политики путем присмотра за гуманитарным измерением «к востоку от Вены». Такой выбор – при всех благих намерениях – имел один фундаментальный методологический порок: он принимал как данность фрагментированный характер евробезопасности на длительную перспективу, включая системообразующий раскол по линии Восток-Запад. Это делало решение задачи создания системы коллективной безопасности заложником политической конъюнктуры в самом регионе и в мировых делах. Кризисы вокруг Косово, Ирака, а затем и в связи с военной авантюрой Грузии в августе 2008 года дали тому убедительные свидетельства. Безопасность нужна всем и сейчас, а не когда-то в будущем, которое во многом необходимо формировать как раз через всеобщее ощущение равной и одинаково гарантированной безопасности.

В результате сделанного нашими партнерами в 1990-е годы выбора европейская архитектура, которая объединяла бы все без исключения государства евроатлантического пространства в единую организацию, основанную на понятных, юридически обязывающих принципах и обладающую соответствующими инструментами обеспечения безопасности для всех и во всех ее измерениях, не состоялась. ОБСЕ оказалась оторвана от потребностей реальной жизни.

Главное – ни в ОБСЕ, ни в каких-то других рамках так и не был реализован торжественно провозглашенный в 1990-е на высшем уровне принцип неделимости безопасности на всем евроатлантическом пространстве, когда безопасность каждого неразрывно связана с безопасностью всех и когда все государства-участники отказываются от каких-либо действий по укреплению собственной безопасности за счет безопасности других. Этот принцип продекларирован и в ОБСЕ, и в НАТО, и в Совете Россия-НАТО (СРН). Но если в Североатлантическом альянсе неделимость безопасности – это обязательная, юридически закрепленная норма, то в ОБСЕ и в СРН она ограничивается жанром политдеклараций, без какого-либо правового и практического воплощения.

Два эпизода новейшей истории подтверждают вывод о том, что принцип неделимости безопасности в ОБСЕ не работает. В 1999 году группа стран ОБСЕ совершила агрессию против еще одной страны ОБСЕ, причем «спусковым крючком» для начала незаконных бомбардировок Сербии послужили самовольные действия главы Миссии ОБСЕ по проверке в Косово В.Уокера, который сразу по прибытии в Рачак в январе 1999 года объявил случившееся там «геноцидом». Проведенное впоследствии финскими экспертами по заказу ЕС расследование подтвердило, что в Рачаке были обнаружены тела не мирных жителей, а участников вооруженных формирований. Кстати, доклад об этом расследовании хранится в МТБЮ и, несмотря на наши неоднократные обращения, так и не был представлен даже членам Совета Безопасности ООН. Вспоминаю об этом не для того, чтобы оправдать политику Милошевича, а чтобы подчеркнуть абсолютную неприемлемость ситуации, когда непозволительные и не основанные на фактах заявления функционера ОБСЕ привели к войне в Европе.

В августе 2008 г. страна-участница ОБСЕ, связанная различными обязательствами в сфере неприменения силы, уважения принципов мирного урегулирования конфликтов, напала на мирных жителей Южной Осетии и на Россию в лице ее миротворцев, которые выполняли свой долг на основе международно признанных соглашений, подписанных в том числе и самой Грузией.

«Рыхлость» ОБСЕ, отсутствие в ней четких правил привели к тому, что информация наблюдателей ОБСЕ о приготовлениях грузинского руководства к военному нападению не была доложена Постоянному Совету ОБСЕ и он не смог принять необходимые меры. Провалился, кстати, и СРН, некоторые члены которого заблокировали просьбу России о созыве срочного заседания в разгар военных действий. Но даже в этих условиях Россия выдержала тест на пропорциональность и умеренность, применив ровно столько силы, сколько требовалось для подавления грузинских позиций, с которых обстреливалась территория Южной Осетии. Решение вопроса о смене режима в Грузии мы оставили ее народу.

Осмысление последствий Кавказского кризиса позволило многим сделать правильные выводы из случившегося. Этому в немалой степени помог доклад швейцарского дипломата Х.Тальявини, подготовленный по заказу Евросоюза. Те, кто хотели «для очистки совести» услышать «независимое подтверждение» уже давно известных фактов, получили такую возможность.

И Косово, и Южная Осетия – это проявления системной слабости ОБСЕ, которая была использована для реализации сценариев, далеких от интересов подлинно общеевропейской безопасности и от идеалов Хельсинкского Заключительного акта.

О «семейных делах» Европы

Как и всегда на крутых переломах истории, приходится выбирать между прошлым и будущим. Именно так стоит сегодня вопрос. Важно

не упустить этот уникальный момент. Уверен, мы в состоянии подняться выше исторических комплексов и заглянуть за горизонт.

По большому счету нужно проанализировать «семейные дела» Европы после окончания «холодной войны», многое переоценить, но не в категориях эйфории и триумфализма начала 1990-х, а на основе трезвого анализа реальных последствий того, что произошло за последние 20 лет. От того, сумеем ли мы сообща извлечь правильные уроки, зависит геополитический вес Европы и всей европейской цивилизации, неотъемлемой частью которой являются как США, так и Россия.

Одним из главных уроков должно стать честное признание, что с концепцией неделимости безопасности есть проблема и ее придется решать, чтобы она не мешала заниматься конкретными, важными для всех нас задачами, которых больше чем достаточно. Решив проблему неделимости безопасности в Евро-Атлантике раз и навсегда, мы сможем сосредоточиться на позитивной повестке дня, насущных делах на основе совпадающих интересов, создадим прочный фундамент для взаимодействия Европы, США и России.

Однако в нашем общем регионе не должно быть эксклюзивности в наиболее чувствительной сфере – военно-политическом измерении безопасности. Чтобы снять для многих государств проблему ложного выбора между ЕС/НАТО и Россией, требуется нечто инклюзивное, идущее дальше НАТО и СРН.

Сейчас уже понятно, что конфронтационная политика или даже конфронтационная атмосфера не дают желаемых результатов. Поэтому можно только приветствовать все чаще звучащие призывы попробовать, наконец, действовать, сообразуясь со здравым смыслом. Это стало бы реальной переменой после многих лет иррациональной политики, которая основывалась, по выражению Сен-Симона, на «чутье и инстинктах».

Многие понимают нездоровый характер нынешней ситуации. Отсюда – реальный интерес к выдвинутой Президентом Д.А.Медведевым в июне

2008 года идее заключения Договора о евроатлантической безопасности (ДЕБ). С тех пор удалось запустить солидный мыслительный процесс как в межправительственных форматах, так и на различных политологических площадках. Не будь этой инициативы, отражающей наш анализ ситуации в европейских делах, не было бы и встряски в ОБСЕ.

Процесс Корфу: всеобъемлющий подход

Наши партнеры в НАТО и Евросоюзе в ответ на российскую инициативу сказали, что готовы ее обсуждать только в ОБСЕ, поскольку эта Организация – «хранительница» принятого всеми нами всеобъемлющего подхода к безопасности.

Замечу при этом, что до выдвижения нашей инициативы мало кто из государств-участников ОБСЕ, кроме нас, вспоминал об этом всеобъемлющем подходе. Да его, собственно, и не было в практической деятельности Организации. Львиная доля ее программ реализовывалась в гуманитарной сфере в ущерб другим «корзинам». Мы далеки от того, чтобы недооценивать гуманитарные проблемы в Европе, но и серьезные перекосы в работе ОБСЕ надо устранять.

Кстати, раз уж речь зашла о гуманитарном измерении: не будем забывать и о Совете Европы, где наработан массив общеевропейских конвенций, которые, в отличие от политических документов ОБСЕ, имеют юридически обязывающий характер и тем самым составляют общее правовое пространство континента. Почему бы в контексте «процесса Корфу» не призвать всех членов ОБСЕ, включая таких членов европейской семьи, как США и Канада, присоединиться к этим конвенциям? От этого выиграют все – как все, включая Россию, выиграли от ратификации нами 14 протокола к Европейской конвенции о правах человека и основных свободах.

Другими словами, именно в сфере «мягкой безопасности», т.е. связанной с безопасностью личности и правами человека, сложилась и неплохо работает общеевропейская структура – Совет Европы. В сфере же «жесткой» безопасности такой подлинной коллективной организации с международной правосубъектностью нет.

Что касается экономического измерения безопасности, то здесь ОБСЕ сталкивается с еще более серьезной конкуренцией со стороны специализированных многосторонних структур. Ей надо искать свою нишу, не пытаясь дублировать их деятельность, тем более что для этого у ОБСЕ просто нет необходимой экспертизы и ресурсов. А вот высказаться о принципах экономических взаимоотношений между государствами-участниками ОБСЕ вполне могла бы, включая недопустимость односторонних принудительных мер, принимаемых ее отдельными членами по политическим мотивам и не основанных на решениях Совета Безопасности ООН.

Нам всем нужна ОБСЕ, которая на деле укрепляет безопасность и сотрудничество на континенте во всех измерениях, принося добавленную стоимость с учетом своих реальных сравнительных преимуществ. Мы хотим видеть ОБСЕ сильной, эффективной и опирающейся на международное право.

Поэтому мы активно поддержали греческое председательство в ОБСЕ в его инициативе запуска «процесса Корфу», в которой проявилось осознание необходимости возродить в полном объеме «декалог» принципов Хельсинки и подлинно всеобъемлющий подход к безопасности. Такая площадка для свободных дискуссий ценна возможностью незашоренных взглядов на вещи. Продолжение диалога поможет, мы надеемся, выработать пути всестороннего повышения дееспособности ОБСЕ.

Разумеется, всеобъемлющий подход не должен подменяться тактикой искусственных увязок. Ведь если кто-то отказывается обсуждать «жесткую» безопасность, пока не удовлетворится ситуацией с правами человека, то кто-то другой может занять аналогичную, но с «обратным знаком» позицию, не пожелав разговаривать на гуманитарные темы без предварительных договоренностей по военно-политическим или экономическим вопросам. И тогда мы все окажемся в тупике.

Исходим из того, что все измерения безопасности имеют важное значение и должны рассматриваться с прицелом на достижение максимально эффективных договоренностей по каждому вопросу, а не по принципу наименьшего общего знаменателя. При этом мы выступаем за то, чтобы безусловно подтвердить все основополагающие документы ОБСЕ, проанализировать ход выполнения всех принятых ранее обязательств. Когда же нам говорят, что надо обсуждать только обязательства по «гуманитарной корзине», причем выборочно (забывая, например, о теме свободы передвижения), то это прямой путь к тому, чтобы не позволить ОБСЕ выбраться из глубокого кризиса.

Отрадно, что в согласованной повестке «процесса Корфу» выделен вопрос повышения эффективности Организации, при рассмотрении которого не обойти проблему ее реформы, включая принятие Устава и согласование понятных, транспарентных правил деятельности всех ее институтов и механизмов. Итогом «процесса Корфу» должно, прежде всего, стать создание правового каркаса ОБСЕ, на который можно будет наращивать договоренности по вопросам существа в контексте всеобъемлющего и сбалансированного подхода ко всем измерениям безопасности.

Россия уже внесла весомый вклад в подготовку к предстоящим дискуссиям в рамках «процесса Корфу». С учетом рекомендаций Группы мудрецов по вопросам повышения эффективности ОБСЕ мы вместе с рядом других стран распространили проект Устава и другие предложения о реформе ОБСЕ, а также об активизации ее деятельности по всем трем «корзинам».

Договор о европейской безопасности

Когда мы впервые заговорили о необходимости Договора о европейской безопасности, мы думали о документе, охватывающем все главные аспекты «жесткой» безопасности. Однако с учетом состоявшихся контактов и мнений партнеров согласились обсуждать все практические вопросы в этой сфере в ходе «процесса Корфу». Среди внесенных нами в рамках этого процесса инициатив – предложения о модернизации Венского документа по мерам укрепления доверия и безопасности (который 10 лет не обновлялся), о контроле над вооружениями, принципах урегулирования конфликтов, борьбе с новыми угрозами.

Что касается самого Договора о евробезопасности, то распространенный нами его проект теперь не содержит «отраслевых» военно-политических вопросов и посвящен только одной теме – принципу неделимости безопасности, который имеет системообразующее значение. Мы предлагаем предельно простую, минимально необходимую вещь: придать этому принципу, который был ранее провозглашен как политическое обязательство, юридически обязывающий характер, а также определить механизм его применения на практике в тех случаях, когда кто-то из участников Договора считает, что его безопасность ущемляется.

Без решения этой системной проблемы едва ли можно эффективно разбираться с частными проявлениями недугов.

«Кодификация» принципа неделимости безопасности позволит обеспечить единое правовое военно-политическое пространство в Европе без зон с разной степенью безопасности, объединить наши усилия на качественно новом уровне доверия для более эффективного совместного противодействия общим угрозам. И кстати – реакция на предложение о том, чтобы декларации 1990-х годов превратить в международно-правовой документ, покажет, насколько наши партнеры были искренни, когда на высшем уровне заявляли, что безопасность будет неделима и что никто не будет обеспечивать свою безопасность за счет безопасности других. Без преувеличения, предстоит тест на договороспособность во всех смыслах этого понятия.

Российская инициатива органично вписывается в правовые рамки Устава ООН, в содержащуюся в нем концепцию коллективной безопасности. Она не «отменяет» ни один из прежних общеевропейских документов, ни одну из существующих организаций. Напротив, все они – НАТО, ЕС, ОБСЕ, ОДКБ, СНГ – приглашаются стать полноправными участниками Договора наряду со всеми государствами Евроатлантического региона. Говорю об этом специально, поскольку некоторые наши западные коллеги пытаются разглядеть некое двойное дно в российских предложениях, подозревают, что, призывая к коллективной безопасности, мы хотим разрушить НАТО и даже ослабить Евросоюз. Нет, конечно.

В наших отношениях с НАТО мы никогда не занимали позицию зловредности в духе известной фразы Марии-Антуанетты и не предлагали альянсу «есть свой торт» в одиночку, будь то в Афганистане или где-то еще. Как бы ни развивались события, мы никогда не захлопывали дверь, всегда сохраняли возможность для нового начала в наших отношениях. Именно поэтому появились Основополагающий акт и Римская декларация. Теперь предстоит третья попытка, но она должна учитывать всю совокупность накопившегося опыта, преимущественно негативного.

Речь идет не о новой архитектуре евробезопасности, а о ее приведении к общему правовому знаменателю на основе – подчеркну в очередной раз – уже коллективно провозглашенных ранее принципов. Идея ДЕБ, если уж на то пошло, – это тот самый практичный, короткий путь к решению острой проблемы дефицитов безопасности в нашем регионе, который не предполагает ни болезненных решений со стороны кого бы то ни было, ни каких-либо изменений в уставных документах существующих в Евро-Атлантике организаций. Мы за то, чтобы все эти организации наладили взаимодействие между собой в духе «кооперативной безопасности» и на прочной правовой базе, в полном соответствии с Хартией европейской безопасности 1999 года. Убеждены, что наше предложение формирует для Европы реалистичную, позитивную повестку дня.

Противодействие созданию общерегиональной системы безопасности будет возвращать европейскую политику в прошлое. Тем более, что статус-кво unsustainable – либо мы идем вперед, либо ситуация продолжает деградировать, причем фрагментированная архитектура евробезопасности будет работать как минимум на воспроизводство недоверия.

Инициатива ДЕБ направлена на создание по-настоящему открытой, демократической системы общерегиональной коллективной безопасности и сотрудничества, обеспечивающей единство евроатлантического региона – от Ванкувера до Владивостока, преодоление инерции блоковых подходов.

Странно слышать рассуждения о том, что наша инициатива – это-де попытка возврата к политике «сфер влияния» XIX столетия. Наоборот, Договор представляет реальную возможность перестроить евроатлантическую политику на коллективных началах, а по сути – нагнать время, потерянное после окончания «холодной войны». Он дает универсальный ответ на все мыслимые и немыслимые дефициты безопасности в регионе. Пока никто не берется убедить нас в том, что это не так.

Наши партнеры также признают, что одной из проблем является то обстоятельство, что нынешние институты, включая НАТО, в сфере евроатлантической безопасности не создавались в расчете на угрозы XXI века. И в то же время мы видим упорное стремление решить проблему указанных дефицитов безопасности в узких рамках этих институтов. Тут очевидное противоречие между целью и методом.

Не будет лишним обратиться к более ранней истории. Да, в свое время Лига наций не оправдала возлагавшихся на нее ожиданий и не смогла в условиях межвоенного периода противостоять разрушительным тенденциям в европейской политике, которые привели к развязыванию Второй мировой войны. Но по ее итогам были сделаны правильные выводы, и на свет появилась ООН – новая, действенная инкарнация по существу верной идеи, которая лежала в основе создания Лиги наций. Так что зачастую дело не в идеях, а в том, как они реализуются. Собственно, это лежит и в основе нынешних проблем рыночной экономики.

С обнародованием проекта ДЕБ, который в конце 2009 года был препровожден обращением Президента Д.А.Медведева ко всем его коллегам в Евроатлантическом регионе, работа выходит на новый уровень. Ожидаем предметной, конструктивной реакции. Благодарим тех, кто уже откликнулся. Мы открыты для любых конкретных предложений по существу затронутых в нем вопросов, после чего можно будет обобщить мнения и оценки и договориться о том, когда, где и как приступать к переговорам. Считаем важным на данном этапе задействовать все имеющиеся диалоговые форматы.

Как я уже сказал, проект ДЕБ имеет самостоятельное значение по отношению к «процессу Корфу» и мы будем продолжать продвигать его без привязки к «корфуским» дискуссиям. Вместе с тем, перспективными площадками для диалога по различным аспектам «жесткой» безопасности видятся такие структуры ОБСЕ, как Ежегодная конференция по обзору проблем в области безопасности в Вене и Форум по сотрудничеству в области безопасности (ФСОБ), специально созданный для рассмотрения военно-политических задач и проблем. Именно к компетенции ФСОБ относится обзор хода реализации принятых ранее обязательств государств-участников ОБСЕ в этой области, включая обязательство о неделимости безопасности.

Евроатлантическое экспертное сообщество, авторитетные неправительственные организации заинтересованно включились в обсуждение нашей инициативы. Имею в виду, в частности, Аспенский институт, Институт Восток-Запад, российские Совет по внешней и оборонной политике и Институт современного развития, опубликовавшие интересные доклады, а также трехстороннюю Евро-Атлантическую инициативу в области безопасности Фонда Карнеги. Рассчитываем и на вклад парламентской дипломатии.

Структуры безопасности: как они сложились и какими должны быть

Для достижения цели всеобъемлющей безопасности в Европе на деле, а не только на уровне лозунгов, предстоит многое сделать. В частности, требует решения проблема открытости – раз ни НАТО, ни Россия, ни кто-либо еще более не считают друг друга противниками. Если не противники, то в чем смысл закрытости НАТО и сохраняющейся тяги к привилегированному статусу его членов в части юридически обязывающих гарантий безопасности?

Нового подхода требует тема «суверенитета» сложившихся структур безопасности. Они не могут действовать в вакууме. И наш Договор предлагает всего лишь унифицировать образ действия таких структур в полном соответствии с общепринятым в Евро-Атлантике принципом обеспечения безопасности на основе сотрудничества. Как отмечается в докладе Института Восток-Запад, равная и неделимая безопасность означает преодоление логики негативной взаимозависимости, основанной на конфронтации потенциалов взаимного уничтожения, и восхождение к логике позитивной взаимозависимости в сфере безопасности на основе признания общности базовых интересов безопасности перед лицом всего спектра глобальных вызовов и угроз.

К сожалению, большая часть проблем в отношениях между Россией и НАТО относится к области политической психологии. Это, прежде всего, предрассудки и инстинкты прошлого, интеллектуальная инерция тех, кто сформировался в годы «холодной войны». Об их живучести свидетельствует недавняя книга Р.Асмуса «Маленькая война, которая потрясла мир». Она дает яркий образец мифологизированного анализа, попытки переигрывания задним числом событий августа 2008 года на Кавказе в виртуальной реальности информационного пространства. Такой подход, прямо скажу, не вдохновляет.

Угнетает то, что он превращается в надпартийный (bipartisan), с замалчиванием вопроса об ответственности прежней администрации США за взращивание феномена Саакашвили. Думаю, что это посылает плохой сигнал всем, в том числе нам в России и нынешнему режиму в Тбилиси, преступную авантюру которого пытаются подавать как «первый военный конфликт между Востоком и Западом» после окончания «холодной войны».

Те, кто не хочет ничего менять в общеевропейской архитектуре «жесткой» безопасности (как, впрочем, и в деятельности ОБСЕ, которую воспевают как «золотой стандарт»), странным образом проявляют реформаторские устремления в отношении НАТО. Идеи, высказываемые в контексте подготовки новой стратегической концепции блока, идут в направлении глобализации политики натоцентризма, ее распространения далеко за пределы Европы, включая проецирование военной силы по сути в любом регионе мира и не обязательно с санкции Совета Безопасности ООН. Как сказал генсекретарь альянса А. Фог Расмуссен на конференции в Мюнхене 6 февраля 2010 года, задачи территориальной обороны в полной мере сохраняют свое значение для НАТО, причем в современных условиях оборона должна начинаться далеко от границ членов блока. Какова была бы реакция НАТО, если бы Россия записала нечто подобное в своих концептуальных документах? Вопрос риторический.

Идея ДЕБ позволяет обойти вопрос о сравнительной роли отдельных структур в архитектуре евробезопасности – все эти структуры приглашаются на равных стать участниками Договора. И это тоже полностью соответствует прежним договоренностям на высшем уровне: сегодня многие почему-то забыли о тех положениях Хартии европейской безопасности, где не только подробнейшим образом излагается принцип неделимости безопасности, но и четко заявляется о том, что не должно быть какой-либо иерархии действующих в Евро-Атлантике организаций.

Если все действительно хотят играть по совместно объявленным ранее правилам, то мы как раз и предлагаем возвести эти правила в разряд юридических обязательств.

Пока же в подходах многих партнеров иерархичность отнюдь не изжита. Натоцентризм зашкаливает настолько, что даже по такой экзистенциальной для себя проблеме, как афганская, альянс отказывается от сотрудничества с ОДКБ только потому, что такое сотрудничество возможно лишь на основе равноправия, а к этому НАТО не готова.

Этой же логикой продиктованы разговоры об «интеграции России в политический Запад», а не о конвергенции, синтезе и fusion. Ведь были же конвергенционные моменты и в XX веке: в 30-е годы, в годы Второй мировой войны, в период разрядки. Сейчас-то тем более есть все основания для этого, особенно на фоне глобального финансово-экономического кризиса, по итогам которого в любом случае сформируется новая международная архитектура.

В конечном счете надо честно ответить на вопрос, что выигрывает НАТО, цепляясь за свой «привилегированный статус» в европейской архитектуре безопасности, когда мало что может быть сделано альянсом не только в Европе, но и за ее пределами вне тесного взаимодействия с другими игроками. Решить эту системную проблему через разработку креативных схем привлечения этих игроков в качестве соисполнителей принимаемых в НАТО решений не получится. Эффективно сотрудничать можно только на основе подлинного равноправия.

Инерция или прорыв в общее будущее?

Нынешняя инерция срабатывает как самореализующееся пророчество. В частности, это затрудняет полный разрыв с прошлым на уровне концептуальных документов в сфере национальной безопасности и военного планирования. Если кто-то в своем военном планировании желает «страховаться» (to hedge) на случай, если «Россия пойдет не в том направлении», то для нас естественно и необходимо так же страховаться в вопросах национальной безопасности. Но мы делаем это по минимуму, о чем и свидетельствуют положения новой Военной доктрины.

В качестве опасности (а не угрозы) рассматривается не НАТО сама по себе, а лишь вполне конкретные направления ее возможной эволюции, а именно «стремление наделить силовой потенциал НАТО глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, приблизить военную инфраструктуру стран-членов НАТО к границам Российской Федерации, в том числе путем расширения Организации». При этом отмечено стремление России к сотрудничеству с Западом по общим для всех проблемам безопасности, требующим коллективного подхода к их решению. В частности, ставится задача развивать взаимодействие с ЕС и НАТО в сфере международной безопасности в целях сдерживания и предотвращения военных конфликтов.

Думаю, что такой открытый подход куда лучше попыток взять за основу новой «большой стратегии» по-своему заслуживающий восхищения опыт Византийской империи.

Сейчас все быстро меняется – как в калейдоскопе. Рождается новый мир. Достаточно посмотреть на мгновенное создание формата саммитов «Группы двадцати», как только того потребовали потрясения в мировой экономике и финансах, что не оставило места в глобальной макроэкономике для более узких, привилегированных форматов. Этот процесс, кстати, уже привел к договоренностям, имеющим юридически обязывающие моменты, – например, пересмотру страновых квот в МВФ и Всемирном банке.

Другим примером стремительных перемен являются события

11 сентября 2001 года, из которых необходимо сделать два вывода. Первый – это неприменимость старых структур и способов обеспечения безопасности к новым асимметричным, нетрадиционным угрозам. Второй – наличие огромного, пока еще «спящего» потенциала международной солидарности, который выходит далеко за рамки действующих военных союзов и организаций. Подставляя в те трагические дни свое плечо попавшей в беду Америке, мы меньше всего думали о том, членом каких организаций являются США. Спрашивается, что же еще должно случиться – сверх сентября 2001 и августа 2008 года, чтобы равноправие и коллективные действия восторжествовали в подходах к военно-политической безопасности?

Предлагаемый нами подход идет в русле идеи о «глобальной сети безопасности», которую исповедует руководство НАТО. Никому не заказана возможность играть в этой сети лидирующую роль. Другое дело, насколько это практически возможно. Лидерство в каждом конкретном вопросе будет зависеть от способности к нему того или иного партнера.

Принципиальное значение будет иметь сохранение принципа консенсуса во всех структурах в сфере безопасности. В этом – одна из гарантий против произвольного задействования их потенциала в агрессивных целях. Ни одна организация не должна превращаться в «крышу» для нелегитимных односторонних действий в нарушение Устава ООН и принципов Хельсинки. Подобные действия независимо от мотивов будут подрывать коллективную безопасность.

* * *

Ключевое значение предлагаемого нами Договора состоит в том, чтобы решить системную проблему и создать единое правовое пространство в сфере военно-политической безопасности. На этой основе можно будет более эффективно решать вопросы контроля над вооружениями, расширять меры доверия, продвигаться к гармонизации военных доктрин и планов военного строительства, согласовывать общие подходы к урегулированию конфликтов. Станет возможным повысить качество взаимодействия в реагировании на общие для всех угрозы на основе уважения центральной роли ООН, международного права и, разумеется, законных интересов всех государств за пределами Евро-Атлантики.

Для практической реализации принципа неделимости безопасности важно также, чтобы каждая организация, сохраняя свою идентичность, стремилась «встроиться» в систему коллективных интересов всех членов евроатлантического сообщества. В этих условиях существенно повысилась бы востребованность ОБСЕ, если удастся превратить ее в реально действующую организацию, обеспечивающую всеобъемлющий подход к безопасности на пространстве от Ванкувера до Владивостока.

Подчеркну, что национальным российским «сегментом» этой общеевропейской программы будет повышение качества сотрудничества в Совете Россия-НАТО и в рамках стратегического партнерства с ЕС.

Заключение Договора о евробезопасности позволит преодолеть в современной евроатлантической политике военно-политические инстинкты прошлого, которые мешают сосредоточиться на эффективном отражении общих для всех нас реальных, а не фантомных угроз. Сегодня в Евро-Атлантике вызревает качественно новый момент: объективное совпадение национальных интересов, что создает условия для решения на деидеологизированной основе фундаментальной задачи укрепления позиций европейской цивилизации в глобализирующемся, полицентричном и все более конкурентном мире. Через работу над Договором мы обеспечим то новое качество взаимного доверия, которое так остро необходимо Европе в современных условиях.